Полюбили люди горы, как осатанели: Едут в Альпы, лезут в Анды, прутся в Пиренеи. Гималаи истоптали, по Тибету рыщут, Накурившися гашишу, шамбалу все ищут. я не знаю, на Эверест не лазил Но больше на Кавказе. Как-то, будучи нетрезвым, я в горах слонялся И со снежным человеком мирно повстречался. Хоть и рожей он не вышел, но парень очень милый: Чуть похож на помесь Шварценеггена с гориллой. Мы с ним сели на пенечек, хлопнули по рюмке За знакомство, за природу, за любовь к науке. “Аси-баси, тоси-боси”, также “трали-вали”. Очень славно посидели, мило поболтали. Жаловался, выпить не с кем — кабаны да туры Только хрюкают да гадят, никакой культуры. Тяжело ему без женщин: снежных женщин мало. Говорит, что плоть бунтует, а рука устала. Спрашивал по нашу жизнь, что такое город, Правда ли, что умер Сталин, кто такой Киркоров. Он питается дарами фауны и флоры, От жратвы однообразной у него запоры. Провели мы ченч (что значит — сделали обмены): Он меня снабдил женьшенем, я его — пургеном. На ученых обижался: “Тычут в меня пальцем, Обзовут то обезьяной, то неандертальцем. Не терплю, — говорит, — ученых, огурцов моченых, На носу, — говорит, — вертел я всех твоих ученых. Вы должны гордиться мною, я — загадка века! Я, — кричал он, — гоминоид, не путать с гомосеком!” Под конец совсем нажрался, рыл себе могилу, Почему-то пел “Катюшу” и “Хава-Нагилу”. Мы плясали с ним лезгинку, обнявшись по-братски: Как-никак, мы оба — лица национальности кавказской. Он кричал: “На эту глушь я молодость угрохал! Забери меня отсюда, друг ты мой Тимоха!” Я забрал его в поселок, он привык — не ноет. Мужики его прозвали “Вася-гуманоид”. Щас работает завскладом, даже начал бриться. Приезжайте, девки, в гости, хочет он жениться.